У терроризма нет национальности и нет оправданий. Каким бы образом те или иные группы не объясняли свои мотивы, приведшие их к организации террористических актов — это зверская расправа над безоружными ни в чем неповинными людьми и больше ничего. Более того, террористические акты совершенно лишены смысла с точки зрения достижения каких-либо целей. Тем не менее, они происходят. И, однажды случившись, каждый подобный инцидент запускает сложную цепочку социальных реакций, охватывающую все слои общества, часто выходя за пределы отдельно взятого государства или этнической группы. Часть этих реакций может иметь не менее разрушительные последствия для нормального человеческого существования, чем сами теракты.
Именно для исследования общественных последствий терроризма Вим Вендерс отправился в Соединенные Штаты, чтобы снять на улицах Калифорнии “Землю изобилия” (2004).
Интернационализм “Нового немецкого кино”
Течение “Нового немецкого кино” зародилось в начале 1960-х годов, как яркое заявление о себе молодого поколения кинематографистов Германии. Они открыто дистанцировались от “стариков”, которых винили в конформизме и буржуазности (в лучшем случае) или в нацизме (в худшем). Фильмы своих предшественников молодежь презрительно назвала “папино кино” — убаюкивающее, комфортное и спокойное зрелище, представляющее иллюзию легкого преодоления невзгод и подавляющее воспоминания о гитлеровской эпохе.
Новое эстетическое движение, изначально задекларированное Оберхаузенским манифестом, довольно быстро обросло сторонниками, а затем стало интернациональным. Будь то Вернер Херцог, Фолькер Шлёндорф, Райнер Вернер Фассбиндер или Вим Вендерс — все они делали фильмы не только о Германии и не столько о Германии. Кто-то мог отправиться на Мачу-Пикчу и снимать об обезумевших конкистадорах; кто-то исследовал природу межэтнических браков и сексуальных девиаций; кто-то открывал для себя Азию — немцев эпохи “нового кино” интересовал весь мир и все люди в нем.
Наш герой Вим Вендерс на протяжении всей жизни снимал кино о немцах и японцах, итальянцах и французах. Неоднократно снимал он и об американцах.
Он определил свой творческий метод следующим образом:
“Я рассматриваю процесс создания фильма как своего рода путешествие, как поиск самого себя. Путешествие имеет для меня и метафизический смысл, с ним связаны такие понятия, как “родина”, “дом”, “личность”, “поиск”, “бездомность”. Я рассматриваю путешествие как стадию обновления личности, как возможность более внимательно рассмотреть и расслышать мир. Для меня “съемки на улице” — идеальный способ работы, обретения опыта и познания. Если искать прототип моих героев, то им бы мог быть Одиссей”.
Одиссея Вима Вендерса в начале 2000-х годов привела его в Америку, где поиски дали ему с открытым сердцем увидеть трагедию людей, переживших коллективную травму террористического акта, и живущих в крайне неблагополучных общественных обстоятельствах. Вооружившись цифровой камерой Panasonic AG-DVX100, автор завершил съемочный процесс всего за 16 дней, поэтому картину однозначно можно идентифицировать как независимую.
“Земля изобилия” как путешествие
Вендерс взялся за “Землю изобилия” в 2004-м году, когда боль жителей США от зловещего теракта 11-го сентября 2001-го еще не утихла. Все помнят те самые Башни-близнецы (здания Всемирного торгового центра), стоявшие на Манхэттене и снесенные с лица земли двумя самолетами Boeing 767, которые угнали террористы. И это должен был быть фильм не о самом теракте, а о его долгосрочных психологических последствиях для простых людей.
История представляет зрителю двух главных героев. Лана (Мишель Уильямс) — молодая девушка, вернувшаяся в Соединенные Штаты с Ближнего Востока. Она дочка христианских миссионеров, поэтому все детство провела в странах Третьего мира. Последние годы Лана находилась на западном побережье реки Иордан, на территории частично признанного государства Палестина, поэтому она сильно погружена в проблемы народов этого региона. Как христианка и как человек с демократической гражданской позицией, она уверена, что все люди равны вне зависимости от вероисповедания, национальности и цвета кожи, и все нуждаются в поддержке. Снова оказавшись в Америке, девушка устраивается работать в церковный приход, расположенный в одном из наиболее нищих районов Лос-Анджелеса, чтобы помогать бедным и бездомным.
Ее дядя Пол (Джон Дил) — человек совсем иного рода. Ветеран войны во Вьетнаме, он явно стал жертвой отсутствия социализации для людей, вернувшихся с боевых действий: этого немолодого мужчину регулярно мучают кошмары, охватывают вспышки гнева, душат приступы депрессии. Но все проблемы он видит исключительно во внешних врагах Соединенных Штатов. В годы его молодости такими были вьетнамцы и коммунисты, сегодня стали террористы. После 11-го сентября Пол впадает в явно параноидальное состояние.
Он служит в одном из силовых ведомств, разъезжает в стареньком фургоне по улицам Лос-Анджелеса, снимает на видеокамеру практически любого попавшегося араба (каждого из них он считает террористом, участвующем в том или ином заговоре), а фоном всегда слушает ультраправые радиостанции, которые целыми днями в эфире размышляют о великой миссии США и многочисленных предателях.
Несмотря на то, что Лана очень хочет найти своего дядю и восстановить с ним отношения, Пол всячески уклоняется от этого общения, так как совершенно не знает, как вести себя с девушкой — тем более, что с ее матерью (и, соответственно, его собственной сестрой) мужчину разделяли радикально противоположные политические взгляды. Но обстоятельства принуждают Лану и Пола к взаимодействию: возле христианского прихода неизвестные убивают бездомного араба, за которым следил Пол.
При исследовании столь болезненной темы Вим Вендерс ведет себя очень чутко. Он не примыкает к наиболее агрессивному крылу общества, поддерживая линчевательские тенденции и безудержную ксенофобию; не призывает к безоглядному всепрощению; и, что еще важнее, не пытается встать над проблемой (а такой соблазн часто возникает перед творческой интеллигенцией). Режиссер старается понять, как случившаяся трагедия отражается на населении страны вообще и, при этом, обращает пристальное внимание на то, в каких условиях живут люди.
Отсюда неминуемая связка между темой терроризма и ксенофобии с темой бедности и неустроенности. Мигранты часто приезжают в более богатую страну для того, чтобы заработать на жизнь и прокормить оставшиеся дома семьи: они перебиваются случайными заработками, едва сводят концы с концами, иногда толком не имеют крыши над головой. Но так живут не только мигранты, так живут и многие местные.
И здесь уже возникает вопрос того, как правительственные круги “разыгрывают карту” борьбы с терроризмом и ксенофобии. Поиск врагов среди “иных” (кем бы эти иные не являлись) дает возможность длительное время отводить внимание от внутренних социально-политических проблем. Не зря в начале фильма между проповедником и вернувшейся Ланой происходит следующих диалог:
“— Голодных и бездомных в Лос-Aнджелесе больше, чем где-либо ещё в стране. Это столица американского голода.
— Я и понятия не имела. Вот уж о чём не говорят на Западном Берегу [Иордана], так это о бедности в Aмерике.
— В Западном крыле Белого Дома тоже не говорят о бедности в Aмерике.
— А пресса?
— Нет, только об Ираке. A если бы его не было, то они придумали бы что-нибудь ещё”.
Чуть позже этот же персонаж, выступая перед паствой (состоящей исключительно из малоимущих, а частью попросту из бездомных бродяг), дополняет мысль интерпретацией христианского учения в демократическом ключе:
“Нужны ли нам все эти войны, убийства и эксплуатация человека человеком? Неужели Господь избрал некоторых и сделал их богатыми и могущественными, а мы с вами лишились Его милости? Xочу сказать, что у меня есть очень веские основания так не думать. Ибо когда Xристос жил среди нас и ходил среди нас, он предпочитал общество таких, как вы. Он повсюду общался с отверженными, шлюхами, бедняками, избегая богачей и лицемеров. И когда он оказался за столом богача, ему просто кусок не полез в горло. Такое общество было для него оскорблением”.
Сам Вим Вендерс в интервью The Guardian касался и нищеты, и правительственной политики в контексте “Земли изобилия”:
“Нищета не была основной темой фильма, а скорее фоном для картины, пытавшейся затронуть травму в США после 11 сентября. Конечно, эти две проблемы связаны… Проблема в том, что общественная сеть в Америке имеет слишком много дыр, через которые люди могут провалиться; они оказываются покинутыми, потерянными и лишенными надежды, что еще более трагично, если подумать о богатстве страны и ее собственных идеалах братства и равенства. <…> Я наблюдал, как Америка была разрушена собственной реакционной политикой. Ответ администрации Буша на события 11 сентября был настолько неверным, насколько это вообще возможно. <…> … они выбрали войну и месть (как мы теперь знаем, в тот самый день) и пошли на это глупо и прямо, уничтожая при этом репутацию Америки, ущемляя гражданские права и извращая при этом многие американские идеалы. Если вы подумаете, какие гигантские социальные задачи можно было бы решить с помощью всех денег, потраченных в Ираке, это заставит вас задуматься. Моя явная ярость по поводу этого произвела «Землю изобилия»”.
Хотя знаменитый немец говорит о “ярости”, которую он испытал, сам фильм лишен этой самой ярости. “Земля изобилия” очень деликатна. Картина сделана в духе величайшего гуманизма и сочувствия, хотя и признает наличие всех тех бедствий и ужасов, о которых сказано выше.
Может быть, это самая верная интонация, в которой можно говорить о последствиях террористических атак.