Большинство сайтов и блогов, посвященных киноискусству, уже успели вспыхнуть фейерверком из рецензий, отзывов и заметок, посвященных только что вышедшему 2-му сезону сериала Бена Стиллера и Дэна Эриксона «Разделение». Проект действительно сумел нащупать ряд весьма оригинальных идей, которые выделяют его из общей массы телевизионного и стримингового продукта. И точно также справедливо, что заметному числу зрителей новый сезон показался далеко не столь впечатляющим, как первый. Кто-то говорит об утрате четкости повествования, кто-то о сбитом ритме. Но Craftkino сосредоточится не на этом. В нашей рецензии мы хотели бы поразмышлять о том, как «Разделение» поднимает проблему взаимоотношения классов при капитализме, и как постепенно запутывается, испугавшись собственных умозаключений.
К сожалению, при анализе мы никак не сможем обойтись без спойлеров, поэтому тем читателям, которые старательно избегают раскрытия деталей повествования, рекомендуем либо прекратить чтение статьи, либо приготовиться пожертвовать принципом во имя попытки установления истины.

Но прежде вего нам стоит окинуть «Разделение» общим взглядом и поговорить о том, кто подарил нам этот нетривиальный сериал.
Дэн Эриксон и Бен Стиллер. «Разделение» и офисная диктатура
В ретрофутуристическом будущем наука открыла технологию «разделения», которая применяется в процессах корпорации Lumon Industries. Суть разделения заключается в том, что в мозг сотрудника вживляется специальный чип, при определенных условиях вызывающий своего рода переключение сознания. Личность человека, имеющего такой чип, сменяется на другую, как только он поднимается на соответствующий этаж в офисе. Таким образом выходит, что на протяжении всей рабочей смены все обязанности выполняет совершенно другой человек, хоть и обладающий тем же самым телом. Как только рабочий день оканчивается, и сотрудник покидает отдел, оригинальная личность возвращается, не имея никаких воспоминаний и представления о чем-либо, происходившем в предыдущие 8-9 часов.

Именно такие разделенные сотрудники и работают в отделе обработки макроданных Lumon: Марк С. (Адам Скотт), Дилан Дж. (Зак Черри) и Ирвинг Б. (Джон Туртурро). Раньше у них был тимлидер по имени Пити К. (Юл Васкес), с которым дружил Марк, но он куда-то исчез. В связи с этим Марка повышают до старшего по отделу, а в коллективе появляется новая сотрудница Хелли Р. (Бритт Лауэр). Девушка совершенно не понимает, как всё устроено в Lumon и еще не осознала сущности разделения. Однако, к удивлению Марка С., берущего над ней шефство, Хелли и не собирается принимать местные порядки. Она видит, что работников здесь принимают за идиотов; представляют вафельные вечеринки верхом блаженства; изображают основателя компании Кира Игана кем-то вроде пророка; а менеджеры этажа мисс Кобел (Патрисия Аркетт) и мистер Милчик (Трэмелл Тиллман) похожи скорее на надзирателей или тюремщиков. Хелли расценивает происходящее здесь как тиранию от начала до конца. Поэтому всё, к чему она стремится, — выбраться. А ведь коллективу нужно работать дальше, а Марку еще и удержаться на позиции тимлида! И никто из них не знает, что делают их так называемые «внешники» — т.е. оригинальные личности, живущие свою жизнь за пределами Lumon.

«Разделение» не зря завоевало целую армию преданных фанатов за время выхода 1-го сезона. Ведь та антиутопическая картина, которую нарисовали создатели сериала, не так уж фантастична. Любой, кто работал в офисах, в той или иной степени сталкивался с теми тенденциями, которые в гиперболизированной форме проект представляет. Абсурдные правила внутреннего распорядка, лицемерие руководителей среднего и высшего звена, обожествление топ-менеджмента — как это знакомо!
Автор идеи и шоураннер Дэн Эриксон признавался, что задумал эту историю тогда, когда вынужден был работать на рутинной и неинтересной офисной работе, а потому мечтал о том, чтобы время, которое он проводит за этим трудом, просто куда-нибудь испарилось: т.е. чтобы он выключался, когда оказывался на работе и включался, когда выходил оттуда. И, представив, что это происходит буквально, Дэн Эриксон получил концепцию «Разделения».
В свою очередь Бен Стиллер, известный многим как комедийный актер из 1990-2000-х, но также зарекомендовавший себя и как любопытный постановщик («Кабельщик», «Солдаты неудачи», «Невероятная жизнь Уолтера Митти» и т.д.), очень заинтересовался сценарием пилотной серии, увидел в ней потенциал и аж с 2016-го до 2022-го года участвовал в попытках запустить проект.

Остроумные выдумщики эти Дэн Эриксон и Бен Стиллер! «Разделение» под соусом увлекательной фантастики рассказывает о проблемах, с которыми ежедневно сталкиваются чуть ли не все конторские работники, а может даже и представители других профессий. Лишь с самой процедурой разделения они взяли откровенно фантастический элемент.
Или нет?
Частичный рабочий
Тут мы и подходим к тому, что лично мне кажется наиболее важным и прорывным во всей творческой концепции Дэна Эриксона и Бена Стиллера. Разделение становится полноценной метафорой того, что делает капиталистический способ хозяйствования с человеческой личностью при помощи разделения труда (несмотря на то, что в русском языке слово звучит одинаково, но в англоязычной терминологии используются разные конструкции: severance в первом случае и division of labour — во втором). Работник вынужден продавать собственный труд, но труд этот носит сугубо специфический характер — только в таком виде и удастся «продать себя», — поэтому человек тренируется выполнять одну конкретную задачу или ряд смежных задач, при этом никак не применяя весь остальной свой человеческий потенциал.

На это обращает особое внимание немецкий философ Карл Маркс при рассмотрении развития разделения труда в капиталистическом обществе. Получившемуся сотруднику он дает название частичного рабочего:
«Односторонность и даже неполноценность частичного рабочего становится его достоинством, коль скоро он выступает как орган совокупного рабочего. Привычка к односторонней функции превращает его в орган, действующий с инстинктивной уверенностью, а связь совокупного механизма вынуждает его действовать с регулярностью отдельной части машины. <…> Мануфактура уродует рабочего, искусственно культивируя в нём одну только одностороннюю сноровку и подавляя мир его производственных наклонностей и дарований, подобно тому как в Аргентине убивают животное для того, чтобы получить его шкуру или его сало. Не только отдельные частичные работы распределяются между различными индивидуумами, но и сам индивидуум разделяется, превращается в автоматическое орудие данной частичной работы, и таким образом осуществляется пошлая басня Менения Агриппы, которая изображает человека в виде части его собственного тела. <…> Ставший неспособным делать что-либо самостоятельное, мануфактурный рабочий развивает производительную деятельность уже только как принадлежность мастерской капиталиста. Как на челе избранного народа было начертано, что он – собственность Иеговы, точно так же на мануфактурного рабочего разделение труда накладывает печать собственности капитала«.
Карл Маркс. «Капитал. Том I».
Итак, Маркс рисует нам картину разделения одного целого homo sapiens на человека вне работы и человека, как функцию по выполнению той или иной задачи. Причем, не столь важно, для каких целей рождается человек-функция: штамповать детали на заводе; нажимать на педали и крутить руль в автомобиле; заполнять данные в Google-таблице или, скажем, режиссировать фильмы в качестве наемного постановщика у крупного медиа-конгломерата. Личности внутренних сотрудников в «Разделении», таких как Марк С. или Ирвинг Б., нужны только для того, чтобы фасовать данные по ячейкам в отделе макроданных — и именно для этого Lumon покупает их труд. Вот только разделение труда здесь происходит буквально. И столь же буквально появляется частичный рабочий. Что происходит с «внешниками» не интересует корпорацию до тех пор, пока их поведение не превращается в какую-либо угрозу.

Но раз та часть сознания, которая должна работать, существует отдельно и только на территории работодателя, то этот последний полностью подчиняет себе ее. Марк С. или Хелли Р. не могут выбраться за пределы офиса Lumon. Вся их жизнь состоит из работы. Естественно, что и результат труда «внутренних» целиком принадлежит корпорации. Сотрудники отдела макроданных не получают никакой доли от реализации той стоимости, которую они сами же и создают — всё присваивается Lumon. Такая ли уж это фантастика?
Тем не менее, здесь есть действительно фантастический элемент, который, на самом деле, делает ситуацию еще страшнее. «Внутренние» сотрудники подвергаются двойной эксплуатации. Потому что результат их труда присваивает не только капиталист, но и «внешник», который становится своего рода паразитом. Ведь работает один, а деньги и всю жизнь получает другой.
Завершает картину отчуждение не только от результатов, но и от содержания труда. Те цифры, которые герои сортируют по папкам с различными туманными названиями, для Марка, Дилана, Хелли и Ирвинга ничего не значат — это всего лишь цифры. Lumon, как и многие работодатели за пределами фильма, предпочитает держать своих сотрудников в полном или относительном неведении, лишая возможности видеть происходящее комплексно и делать выводы. Как правило, это явление носит солидное название «коммерческая тайна». И она действует даже в тех случаях, когда работодатель рассказывает работникам, что все вместе они семья или команда.

Итак, происходит расщепление личности, а в отношении «рабочей лошадки» также и труд становится чем-то внешним. Вновь обратимся к старику Марксу:
«… труд является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности; в том, что он в своём труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развертывает свободно свою физическую и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свой дух. Поэтому рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает; а когда он работает, он уже не у себя. <…> Внешний труд, труд, в процессе которого человек себя отчуждает, есть принесение себя в жертву, самоистязание. И, наконец, внешний характер труда проявляется для рабочего в том, что этот труд принадлежит не ему, а другому, и сам он в процессе труда принадлежит не себе, а другому«.
Карл Маркс, «Экономическо-философские рукописи 1844 года»
Хорошо сказано. Но может ли быть такое, что всё это — лишь тот смысл, которым автор статьи сам хочет наделить увиденный сериал?
Случайное и закономерное
Это не исключено. Вернее будет сказать, могло случиться, что создатели сериала — Дэн Эриксон и Бен Стиллер — «Разделение» придумали случайно, интуитивно уловив внутренние особенности труда при капитализме. Но это не отменяет того факта, что комбинация отобранных в сюжете элементов вполне прозрачно указывает на реально существующие проблемы капитализма. В конце концов, важно не то, что кинематографист субъективно декларирует (что Стиллер, что Эриксон ни в одном из интервью не дали себя заподозрить в марксистских симпатиях), а то, что объективно проступает сквозь его произведение.
Впрочем, Эриксон и Стиллер разрабатывали историю не в одиночку. Они трудились в так называемой сценарной комнате, в которой присутствует множество сценаристов, которые в режиме постоянного мозгового штурма набрасывают различные идеи, часть из которых потом оказываются в сериале. Не мог ли в сценарную комнату проникнуть какой-нибудь законспирированный марксист, устроивший эдакую идеологическую диверсию, разбросав то тут, то там верное классовое понимание действительности?

Ведь по каким-то причинам «внешник» Марка С., которого в обычной жизни зовут Марк Скаут, носит советские командирские часы с красной звездой; он также по профессии в прошлом историк, специализирующийся на Первой мировой войне, и в диалоге на вечеринке с друзьями его сестры дается намек на мировоззрение Марка. Объясняя общей знакомой суть разделения, один из гостей говорит:
— И наоборот, когда ты на работе, ты ничего не помнишь о себе извне. По сути «другой ты» сидит там на работе, взаперти. Ну, точнее не взаперти, а…
Марк перебивает его: — А что? Нет-нет, интересно, что ты хотел сказать? Не взаперти, а — что? Излагай.
И знакомая, с которой они оба ведут беседу, заключает:
— Полагаю, всем ясно, какие у тебя политические взгляды…
Даже имя его «рабочей» сущности слитно читается как Маркс (Mark S. трансформируется в Marks). И если последнее действительно больше походит на случайность, то командирские часы вкупе с «ясными политическими взглядами» случайностью объяснить уже не удастся.

Тем не менее, примем это всё за случайное. Такие аллюзии (сознательные или бессознательные) могли в фильме и не появиться, т.к. они напрямую не влияют на драматургию. Но в мире «Разделения» фигурирует ряд очень важных марксистских положений и без всяких отсылок.
Так, функционеры Lumon готовы время от времени подбрасывать кость тем сотрудникам, которые способны длительное время соблюдать правила игры. Для этого существуют всяческие поощрения, в том числе та самая «вафельная вечеринка». И это не просто мероприятие, на котором лучший сотрудник месяца может поесть вкусных вафель с сиропом — это целое костюмированное представление, где отличившемуся позволяют совсем ненадолго и с бутафорским антуражем почувствовать себя капиталистом, хозяином жизни. Что, конечно, должно притупить самосознание такого работника, иллюзорно приобщив его к элите. За подобными вечеринками особенно гоняется Дилан Дж.

Ирвинг Б. больше тепла питает к корпоративной культуре. Его вдохновляют истории о мировых свершениях основателя Lumon Кира Игана и его наследников. Он знает, что работает в лучшей в мире компании, и может чуть ли не наизусть цитировать абзацы из соответствующих инструкций. Короче говоря, Ирвинг Б. наиболее восприимчив именно к идеологическому сопровождению капитализма, где историю, как в книгах Томаса Карлейля, двигают великие герои. Наверное, Ирвинг был бы большим поклонником романов Айн Рэнд, если бы знал о них. Подобные убеждения не способствуют установлению товарищеских отношений в коллективе.
Что в первом, что во втором случае мы видим применение классической формулы «разделяй и властвуй».

Но она не ограничивается материальным премированием одних сотрудников и эмоциональной мотивацией других внутри отдельно взятого отдела. Lumon занимается также сеянием вражды между сотрудниками различных подразделений компании. Например, отделу оптики и дизайна (нечто вроде местных представителей творческой интеллигенции) рассказывают всякие ужасы о якобы случившемся когда-то восстании отдела макроданных, приведшем к жестокому кровопролитию; и полностью идентичную байку сообщают отделу макроданных об отделе оптики и дизайна. Лучший способ помешать объединиться тем, у кого в реальности общие классовые интересы, — внушить вражду по отношению друг к другу. Это работает на руку капиталисту как в отношениях между отделами, так и в отношениях между целыми социальными группами или даже населением разных государств.

Наконец, не менее важное наблюдение в сюжете касается процесса реинтеграции, которым промышляют таинственные подпольщики в мире «внешников». Он предполагает перенастройку чипа в полевых условиях, что приводит к объединению разделенных личностей обратно в целое. На нее-то и соглашается Пити К., бывший начальник Марка С. в Lumon, бесследно исчезнувший для «внутренних». В результате процедуры Пити К. и его «внешник» Питер Килмер сливаются воедино. Но это приносит массу боли и страданий — хотя и дает Пити возможность сообщить Марку Скауту о том, как эксплуатируют «внутренних» на разделенном этаже. Пити не в состоянии пережить процессы, запущенные реинтеграцией, и его организм, в конце концов, погибает. Разумеется, для создателей сериала это важный драматический и вместе с тем триллеровый момент, однако в то же время его можно интерпретировать и как понимание того, что без разрушения системы преодоление состояния частичного рабочего невозможно. Как был невозможен успех фаланстеров Шарля Фурье или коммун Роберта Оуэна в капиталистическом окружении.

Сумма вышеназванных драматических ходов, даже если каждый из них был открыт стихийно, без намерения о конкретном высказывании со стороны творческого коллектива Бена Стиллера и Дэна Эриксона, дает нам вполне ясную картину происходящего в современном капитализме. Иначе говоря, конкретно в этой форме «Разделение» могло появиться случайно, но внутренние связи, отраженные в сериале, закономерны.
«Разделение» выпукло демонстрирует нам классовый антагонизм между наемными работниками и предпринимателями. И раз этот антагонизм существует, то он выливается в классовую борьбу.
Революционная ситуация
Каждый из нас наверняка замечал, что даже при наличии открытого конфликта и очевидном давлении со стороны условного противника, статус-кво может сохраняться неопределенно долгое время. Так продолжается до тех пор, пока ситуация не меняется качественным образом в результате тех или иных событий. Для сотрудников разделенного этажа такими событиями становятся «увольнение» Пити и возникновение Хелли.

Первое порождает массу вопросов, на которые у начальства, мисс Кобел и мистера Милчика, нет вразумительных ответов, кроме формальных отговорок. Второе, благодаря рвению и уверенности Хелли, показывает, что тиранические порядки Lumon, во-первых, тиранические, а во-вторых, их необязательно покорно принимать — можно бороться с ними. В этих обстоятельствах каждый из персонажей проходит собственное развитие.
Марк, наблюдая за Хелли, и приняв соответствующее наказание за ее действия, понимает, насколько жестоки методы Lumon, и что фактически все они здесь всего лишь жалкие рабы. К тому же, из-за действий компании он лишился своего друга и товарища — Пити.
Ирвинг ощущает все нарастающее противоречие между декларируемыми Lumon ценностями и реальным курсом корпорации на бесчеловечность, что выражается для него в том, что бизнес лишает его возможности быть рядом с близким человеком из отдела оптики и дизайна.
Дилан из-за кратковременного эпизода с включением «сверхурочного режима», когда его сознание просыпается в доме «внешника», обнаруживает, что у него есть сын, и не может забыть об этом — он вполне справедливо заключает, что Lumon лишил его семьи.

Все эти мотивы, индивидуальные сами по себе, приводят к сплочению разделенных сотрудников и пониманию общности их интересов и противоположности интересов корпорации. Рождается классовое сознание. А за ним следует и коллективное действие — готовность совместно бороться. И хотя эта борьба поначалу носит очень аккуратную, опасливую форму, по ходу сюжета герои «Разделения» попадают в классическую революционную ситуацию. Знаменитый ленинский тезис гласит, что она возникает, когда «низы» не хотят больше жить по-старому; «верхи» не могут управлять по-старому, а из-за общего кризиса в системе образуется трещина, «в которую прорывается недовольство и возмущение угнетенных классов». Именно так и происходит.
Вся расстановка сил, складывающаяся к финалу 1-го сезона, говорит о том, что дело идет, ни много ни мало, а к пролетарской революции. И развитие сюжета должно стремиться либо к победоносному характеру этой революции, либо к истории её подавления или поражения.
Но свое веское слово говорит конъюнктура современного культурного пространства.
Мещанин сменяет революционера
Всё, сказанное ранее, касалось 1-го сезона. Однако на дворе весна 25-го года и по понятным причинам все говорят о 2-м сезоне. В нем-то трагедия и превратилась в фарс.
Внешне перед нами всё то же самое. Есть тираническая корпорация Lumon и ее бездушие; есть масса остроумных шуток, построенных на абсурде корпоративной культуры; есть дружба разделенных сотрудников и попытки разгадать тайну происходящего со стороны «внешников». Но как только мы копнем глубже, мы поймем, что перед нами осталась форма без содержания. Точнее, форма с подмененным содержанием. Вся сумма обстоятельств, разработанных и органично соединившихся прежде, по щелчку пальцев начинает работать для достижения противоположных выводов.

Так, Марк С. из рядового представителя разделенных превращается в сотрудника, вокруг работы которого сосредоточен главный проект Lumon. Несмотря на то, что герой не осознает этого, он становится своего рода избранным — как сказали бы в голливудском блокбастере, the chosen one. Это ставит Марка С. в один ряд с Нео или каким-нибудь Торуком Макто.
Более того, основным мотивом во 2-м сезоне становится поиск Марком Скаутом его погибшей супруги Джеммы, слухи о смерти которой оказались несколько преувеличены — женщина превратилась в пленницу Lumon в качестве подопытного кролика на зловещем проекте, невольно разрабатываемом Марком С. Получается, что зритель должен с замиранием сердца переживать о спасении конкретной дамы (стоит отметить, что этот крючок появляется уже в финале 1-го сезона, но там он фигурирует исключительно в виде яркого клиффхэнгера). При этом, все остальные персонажи (в том числе разделенные) вынуждаются помогать Марку С. и Марку Скауту обнаружить Джемму в лабиринтах Lumon. Таким образом, коллективное подменяется на индивидуальное, классовое — на психологически-эмоциональное. Больше нет никаких общих интересов всех угнетенных — есть интересы частного лица, попадающие в центр внимания в силу его избранности. «Человеческая история» побеждает историю о классовой борьбе.

Если говорить образно, 2-й сезон «Разделения» подобен Хелли Иган (ее оригинальной личности), которая появляется на разделенном этаже, прикидываясь разделенной Хелли Р. С той лишь разницей, что Хелли Р. все-таки вернулась, а «Разделение», единожды свернув на дорогу индивидуализма, не сможет повернуть обратно.
В то же время, новый сезон, будто в качестве издевательства, разбрасывает кругом симулякры, намекающие на классовое противостояние. Так, флэшбек об отношениях Марка Скаута и Джеммы рассказывает, что супруга Марка была специалистом по творчеству Льва Толстого, весьма антиэлитарного автора. Картина на стене разделенного этажа, посвященная грядущему завершению работы Марка С. над проектом «Cold Harbor», напоминает о фреске коммуниста Диего Риверы «Человек на распутье». Ожесточенная драка в конце сезона может сработать, как метафора начала гражданской войны, а подключение к ней сотрудницы из сельскохозяйственного отдела может даже навеять мысли о союзе рабочих и крестьян. Но мы не можем с уверенностью утверждать, является ли всё это классовыми метафорами или нет, ибо в основном содержании утрачена классовость. А значит, все эти пасхальные яйца — лишь постмодернистские отсылки, не представляющие из себя ничего, кроме пустого заигрывания.


В самом конце 2-го сезона мы и вовсе должны удовлетвориться выводом о том, что мир спасёт любовь. То есть зрителю демонстрируют торжество законченного мещанства, убегающего от всех общественных проблем и стремящегося закрыться в своем индивидуальном мирке, где любовные переживания или наличие партнера для отношений дает ответы на все вопросы. Будто и нет никакой эксплуатации, частичного рабочего, противостояния труда и капитала, подпольщиков — ничего нет, кроме любви.
И если подобное мировоззрение вполне привычно для рядового сериала или фильма, то для «Разделения», в рамках 1-го сезона сделавшего огромный шаг вперед с точки зрения освещения общественных отношений в рамках капиталистического искусства, переход к таким банальностям (да еще и убаюкивающим сознание аудитории) — это капитуляция перед собственными открытиями.

Впрочем, стоит сказать, что одна линия во 2-м сезоне все же выглядит, как тень из прошлого сезона — это развитие мистера Милчика, в лице которого мы видим роль служащего при корпорации. Его положение гораздо более привилегированное, чем у любого разделенного. Поэтому он лоялен по отношению к Lumon в частности и по отношению капиталистам вообще. Но он всё равно не имеет доступа к извлечению прибыли и, несмотря на высокую зарплату, остается наемным работником. Всё его предназначение сводится к тому, чтобы сохранять систему в работоспособном состоянии, балансируя между сотрудниками и предпринимателем. И чтобы справляться с этой работой хорошо, любое проявление собственной личности (например, интеллект или природный артистизм) он должен прятать как можно глубже. Даже картины, подаренные ему функционерами Lumon за выдающиеся успехи, сообщают, что он должен быть похож не на себя, а на компанию. Мистер Милчик тоже частичный рабочий, просто из-за управленческого характера труда создается иллюзия, будто он представляет собой нечто большее, и с точки зрения рабочих процессов ему нет необходимости «разделяться». Узнают ли себя сегодняшние управленцы и менеджеры в мистере Милчике?

Однако линия Милчика лишь ложка меда в бочке дегтя.
Первородный грех
За идеологическую капитуляцию ответственны не только Дэн Эриксон и Бен Стиллер. «Разделение» производится на базе Apple TV, и, разумеется, первую скрипку играет именно корпорация. Популярность 1-го сезона заставила стриминг бросить 200 млн. $ на создание продолжения (т.е. речь идет о 20 млн. $ за эпизод). Конечно, инвестиции подобных размеров должны быть надежно защищены. Поэтому в команду к уже существующим авторам добавился еще один исполнительный продюсер — Бо Уиллимон, работавший над «Карточным домиком» и «Мартовскими идами». Уиллимон — специалист по циничным историям о политике, но в классовом понимании действительности замечен не был. Сыграл ли он роль в изменении курса? Наверняка.

Однако дело не только в радикальном увеличении бюджета или новом продюсере. Сама форма современного многосезонного сериала носит в себе определенный первородный грех. Создатели проектов тесно привязаны к рейтингам, и до тех пор, пока рейтинги высоки, сериал продолжает выпускаться. Из-за этого чрезвычайно сложно прогнозировать, когда историю нужно будет заканчивать. А если эта точка неизвестна, то практически невозможно сформулировать четкую сверхзадачу. Иначе говоря, создателям сериалов, пока производство идет, приходится постоянно переизобретать смысл, который они закладывают в повествование. Когда же рейтинги, наконец, падают, сериал нужно заканчивать как можно быстрее — и это одна из главных причин, почему последние сезоны многих отличных сериалов выглядят жалкой безжизненной оболочкой. Вся жизнь успевает уйти из проекта еще до финала, и именно поэтому рейтинги падают, а последний сезон превращается в последний.
Но может быть и этим беда не ограничивается. Если авторы «Разделения» сознательно или бессознательно увидели характерные черты эксплуатации при капитализме и начали заметное движение в сторону вывода о необходимости разрушения этой системы — не могли ли инвесторы, также сознательно или бессознательно, почувствовать угрозу в последовательном развитии такой драматургии? Во всяком случае, мы можем предположить это. Ведь когда-то по схожим мотивам уже отменили «Профит» Джона МакНамары и, вероятно, не без подобных соображений задвинули на задворки (а затем, опять же, закрыли) «Сделку Шэннона» Джона Сейлза. В данном случае просто не потребовалось что-то отменять или закрывать — достаточно было разделить «Разделение» на внешний стиль и внутреннее содержание, а затем заменить это содержание более… подходящим.
Так что пример «Разделения» лишний раз напоминает нам о том, что действительно радикальные антикапиталистические высказывания в рамках мейнстрима немыслимы, ибо эта территория полностью контролируется крупными конгломератами. По этой причине Джон Сейлз никогда не работал на крупных студиях. По этой же причине Тим Роббинс ни разу не снимал полнометражных фильмов после выхода «Колыбель будет качаться». А в предыдущую эпоху, даже когда прекратили существовать черные списки, в профессию так толком и не смог вернуться Абрахам Полонски.
В лучшем случае в высоких голливудских кабинетах могут стерпеть умеренного либерала Оливера Стоуна. Или стерилизованную версию «Разделения». Ничего личного — всего лишь бизнес.