Советский кинематограф на протяжении всего существования тяготел к жанру историко-революционного фильма по понятным причинам. Но в зависимости от конкретного периода в истории СССР подход к нему менялся, иногда порождая крайне необычные ленты, возвышающиеся и над конъюнктурой, и над собственной эпохой.

В годы так называемой “Оттепели”, когда вскоре после смерти Иосифа Сталина и прошедшего ХХ съезда КПСС в культурной сфере подул ветер перемен, свободолюбивый дух пронесся и по традиционным для соцреализма сюжетам. Оттепельное кино одним скачком преодолело рафинированную эстетику позднего сталинизма. Одним из ярких примеров стала лента Владимира Скуйбина “Жестокость” (1959).

Владимир Скуйбин. Тихий герой Оттепели

Имя Владимира Скуйбина сегодня вспоминается не слишком часто, во всяком случае за пределами сугубо киноведческих кругов. В отряде оттепельных режиссеров его фигура заслоняется Георгием Данелией, Сергеем Бондарчуком, Григорием Чухраем, Андреем Тарковским, Марленом Хуциевым и многими другими. В значительной мере это связано с тем, что названные кинематографисты прожили куда дольше и сумели снять больше картин. Возможно, свою роль играет и тот факт, что Скуйбин ни в одном из своих фильмов не держал пресловутой “фиги в кармане”, отстаивая через кино вполне коммунистические идеалы, а в ленте “Чудотворная” даже присоединился к активной антирелигиозной пропаганде в рамках знаменитой хрущевской кампании.

Владимир Скуйбин

Однако едва ли Скуйбин был конъюнктурщиком. Он умер в 34 года и заранее знал, что движется к смерти. Еще во время работы над дебютным проектом “На графских развалинах” он узнал свой диагноз: боковой амиотрофический склероз. Болезнь эта неизлечима и характеризуется постепенным отмиранием двигательных нейронов — с течением времени развивается атрофия всех мышц, в конце концов, приводящая к смерти. Так что на протяжении всей короткой творческой карьеры Владимир Скуйбин знал, что запущен роковой таймер. Какая уж тут конъюнктура?

Зная об органиченности отмеренного срока, режиссер старался успеть снять как можно больше фильмов — его хватило на 4. С каждым проектом физически он становился слабее. Владимир Тендряков (автор произведений, по которым были поставлены две последние картины: “Чудотворная” и “Суд”) так комментировал удивительную и трагическую судьбу этого человека:

Поражен спинной мозг — вянут руки, сохнут ноги, сдают голосовые связки, поражен спинной мозг, но не мозг головы. По-прежнему взгляд ясный и проницательный, по-прежнему удивляет память этого человека, вместительная, острая, натренированная, подчас повергающая меня в смущение. Он может посрамить любого искусствоведа, занимающегося живописью, в литературе Скуйбин осведомлен больше меня, профессионала-литератора, история кино знакома ему до мельчайших подробностей, его медицинские познания не уступают врачу: мозг живет, незаурядный мозг волевого человека. <…> Наверное, это единственный во всей мировой истории кинематографии случай — почти совершенно парализованный человек справился с такой трудоемкой работой, как съемка фильма. А он еще находил время читать, он был в курсе всех событий, знал все новинки литературы. Невольно приходит мысль: что если б этот человек был здоров, с его волей, с его энергией и упорством, какие бы дела он творил, какие бы пласты подымал в искусстве!

Михаил Ромм (слева) и Владимир Скуйбин (справа)

Михаил Ромм, классик советской кинорежиссуры и великий педагог, выпустивший половину всех звезд позднесоветского кино (оттепельное кино и для него нашло место), признавался, что именно характер Скуйбина с его мужеством и самоотверженностью в работе послужил отправной точкой к разработке персонажа Николая Баталова в картине “Девять дней одного года”. Но он также отмечал и еще одну черту:

Когда я думаю, что было главным в одаренности Скуйбина, что выделяло его и составляло примечательную особенность его картин, всего его творчества, — прежде всего мне хочется сказать слово совесть”.

О теме совести и главный фильм Владимира Скуйбина — “Жестокость”.

“Жестокость”. Мы в ответе за все, что было при нас

Начало 1920-х. Гражданская война уже практически закончилась, но кризис законности еще повсюду: и чем дальше от центральных районов, тем дела обстоят тяжелее. Возле селения Дудари и в его окрестностях действует банда Кости Воронцова, известного как “Император всея тайги”. Местная милиция еще в стадии становления — многое неясно, устоявшихся кадровых работников нет. Поэтому уголовный розыск усиливают прибывшими пламенными комсомольцами. Среди них в Дудари приезжает и Венька Малышев (Георгий Юматов).

Георгий Юматов в роли Веньки Малышева

Он быстро включается в борьбу с “воронцовцами”, и в одном из первых же столкновений с бандитами, получив ранение, умудряется арестовать Лазаря Баукина (Борис Андреев), близкого помощника главаря. Через Баукина, в прошлом охотника и солдата, герой рассчитывает найти и поймать самого Костю Воронцова, но чтобы это получилось, он предпочитает воспользоваться психологическим воздействием на арестованного. Комсомолец уверен, что если он убедит Баукина во всей бесперспективности и антинародности деятельности банды, то тот активно поможет следствию, а затем и вовсе сможет стать нормальным советским человеком. В ходе этого общения между Венькой и Баукиным возникает человеческое уважение.

Тем не менее, начальник угрозыска Ефрем Ефремович (Николай Крючков), склонный к скоропалительным решениям, намеревается попросту расстрелять Баукина. Линию поведения Веньки Малышева он считает бессмысленным “либеральничанием”. В свою очередь Малышев настаивает, что нельзя прочно утвердить советскую власть и уж тем более строить социализм, если не убедить всех сомневающихся в правильности своей политики — и Баукин как раз и есть такой сомневающийся. В этом конфликте разворачивается вся дальнейшая история поисков и поимки Кости Воронцова со всем ее трагизмом.

Борис Андреев в роли Лазаря Баукина

В фильме центральное место занимает противоречие между безразличием и человечностью. Но эти понятия берутся не с точки зрения абстрактного гуманизма, а скорее с позиции революционных идеалов. Начальник угрозызка — это твердолобый бюрократ, для которого привычной моделью поведения стало то, что Ленин называл “коммунистическим чванством”. Его уже интересует не столько модернизация общества или создание нового человека, сколько аппаратные процедуры и отчетность перед вышестоящими функционерами. Поэтому Ефрем Ефремович легко навешивает ярлыки (в этом отношении с ним в одной упряжке идут представители прессы) и подтасовывает информацию “в интересах политического момента”. Надо отдать должное режиссерской смелости Скуйбина, ибо он утвердил на эту роль Николая Крючкова — популярнейшего артиста сталинского кинематографа, как правило игравшего в 30-40-е годы персонажей очень положительных.

Николай Крючков в роли Ефрема Ефремовича

Персонаж же Юматова (Венька Малышев) искренний коммунист в ленинском и марксистском смысле. Он считает, что советская власть не только всегда должна говорить правду, несмотря ни на что (даже если правда нелицеприятна для нее), но и обязана стремиться перевоспитывать тех людей, которых еще можно перевоспитать. Для Малышева истинная демократическая сущность коммунистической идеи гораздо важнее любых ситуативных колебаний советского аппарата, уже превращающегося в чиновничество. Он несколько раз говорит ценные слова: “Мы в ответе за всё, что было при нас”. Венька руководствуется этой формулой даже тогда, когда его убеждают в том, что он не мог повлиять на исход и не может нести за него ответственности. Это одно из проявлений той самой совести режиссера Скуйбина, о которой упоминал Михаил Ромм.

В итоге получается, что историко-революционный фильм о поимке комсомольцами и советскими милиционерами анархо-белогвардейского бандита превращается в серьезный разговор о революционных идеалах, большевистской честности и начинающемся бюрократическом перерождении, которое способно погубить весь прогрессивный запал, заложенный в Октябрьской революции. В тот момент, когда “Жестокость” вышла, она, пожалуй, выглядела эдаким фрондерством против сталинистского подхода к строительству социализма (не зря у ленты были проблемы перед выходом в прокат). Но из сегодняшнего дня она смотрится как критика бюрократического головотяпства вообще и утверждение необходимой гражданской инициативы всех членов общества.

Остается лишь вслед за Тендряковым спросить: каких бы высот достиг Владимир Скуйбин, если бы коварная болезнь не унесла его жизнь столь рано?